Но чтобы понять, что именно произошло в башне в ту ночь, следует вернуться в день, предшествовавший вышеозначенной даты. Компания из трех алокрылых архангелов и двух магов, весь этот день безвылазно провела в башне, ожидая результатов своего крайне важного многолетнего эксперимента. По-правде сказать, они пребывали в состоянии напряженного ожидания уже несколько суток – женщина темной расы со смуглой кожей, черными атласными волосами и светло-серыми, почти серебряными, глазами лежала на специально оборудованном столе в центре комнаты под сводчатым потолком, испещренным рунами и заклятиями,  и никак не могла разрешиться от беременности. Вследствие этого факта маги выражали сильнейшее беспокойство, прохаживаясь вдоль стен – чем дольше затягивался процесс родов, тем меньше было шансов, что эксперимент окажется удачным, однако, они опасались вмешиваться в естественный ход эксперимента еще большей магией – с этой женщиной было проведено столько магических манипуляций, что от ее собственной ауры уже не осталось и следа. Особенно по поводу их исследования нервничал молодой маг: с одной стороны он не спал уже около четырех или пяти суток – легко было сбиться со счета. С другой, он сильно переживал за успех мероприятия – ведь тогда они с наставницей окажутся первыми из людей, кому удалось вывести гибрид оборотня и дракона. Оборотень-дракон – подумать только! А с третьей, ему было одновременно и страшно и любопытно, что же за чудовище в итоге получится, ведь они так накрутили с магией на последнем этапе, что результат был абсолютно непредсказуем.
От усталости молодого мага невероятно клонило в сон, и он прохаживался по комнате, фиксируя изменения в состоянии роженицы, чтобы не уснуть. Но изменения ограничивались лишь тем, что роженица то билась в агонии схваток, то измотанная обмякала на столе в полу сознании. Чтобы как-то отвлечься, маг снова и снова возвращался в памяти к ключевым моментам эксперимента, анализируя, оценивая, делая выводы… Особенно его волновал вопрос генетики, а именно – пара генов матери, которые были искусственно вставлены в ее генотип, и без охранительной магии однозначно убили бы ее в силу несовместимости. Они много и долго это обсуждали, спорили; а сколько часов он провел в библиотеке, выискивая что-то похожее, с чем уже возможно сталкивались предшественники – сложности, неудачи, решения. Все было против, нигде никаких  упоминаний об удачном решении проблемы, но все же приняли решение – мол, Заказчик хотел именно так. Сложно сказать, почему Алые решили именно так – возможно, хотели убить сразу несколько зайцев одним экспериментом. Но, по мнению молодого мага, они таким образом могли убить не зайцев, а весь эксперимент в целом. Это было бы непростительной ошибкой провалить результаты из-за какой-то дрянной парочки генов, потому что они, скажем, совершенно несовместимы с телом оборотня, особенно, с учетом, что они отвечают за цвет волос и глаз тэллов! Цвет волос…Подумать только – они готовы были провалить эксперимент из-за цвета волос и глаз…и только потому, что Заказчик потребовал белые волосы и синие глаза. Это не укладывалось в голове юного ученого хаота, ведь они были на пороге открытия чего-то куда более важного – новый скачок в генетике, поразительное открытие! А один единственный притом сильно – очень сильно – измененный ген тэллов мог все испортить!

Однако мнения молодого мага никто не спрашивал, так что ему оставалось только ходить кругами вокруг стола с изможденной роженицей и гадать, что же все-таки у них выйдет. А тут еще воспаленное несколькими сутками бдения воображение подкидывало ужасающие картинки – следующую невероятнее предыдущей: ребенок, покрытый чешуей и изрыгающий пламя, ребенок с жутким костным хребтом появляется на свет, вспарывая своей матери живот, черный шипастый змей с детским лицом... Маг тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, как вдруг измотанная, едва живая женщина, практически не шевелившаяся уже пару часов, судорожно всхлипнула и закричала.

Молодой должен был точно фиксировать все, что произойдет, но при этом не путаться под ногами у своей наставницы и, в особенности, не мешать алокрылым. Недопустимо было пропустить хотя бы одну деталь даже самую пустячную, и потому от негромкого всхлипа он вскочил, словно его пятую точку настиг внезапный разряд электричества, и начал с бешеной скоростью записывать все происходившее той ночью.

Из его записей, сделанных в эту ночь, следовало, что, когда роженице все же пришло время разрешиться, из утробы на свет появилось существо, внешне неотличимое от человеческого дитя мужского пола, с аурой темного, но однозначной примесью привнесенного Хаоса. Существо едва не погибло, когда была перерезана пуповина – охранные чары, лежащие на матери перестали действовать и Хаос едва не уничтожил его. Было принято срочное решение наложить временную печать на место крепления пуповины до дальнейших исследований. Сама же роженица, оставшись без защиты сильнейших рун, разрушенных родами, умерла чуть менее, чем через четверть часа после родов.

Так и не решив, что делать с печатью, родившееся дитя отдали на попечение верной рабыне, служившей в замке, но в покое его, естественно не оставили – регулярно производя свои магические замеры и исследования. Насчет имени спорили долго, потому что таинственный Заказчик пожелал, чтобы существу дали имя, но не изволил уточнить, какое. Так что наставница взяла на себя смелость и назвала его в честь двух величайших в свое время ученых хаотов Кристе и Аттано – мага и алокрылого архангела, которые вместе открыли процесс сложнейшего биохимического синтеза искусственного генотипа (геносинтез). Собственно благодаря им, проведенный ныне эксперимент вообще оказался возможен. А Заказчик тем временем получал возможность выбрать, по крайней мере, из двух имен, если это вообще имело для него какое-то значение.

Сам же Атти унаследовал от матери черные волосы, вызывавшие негодование у хаотов, смугловатый цвет кожи и светло-серебряные глаза, которые к вящему неудовольствию экспериментаторов с возрастом потемнели до простого темно-серого. Когда же черноволосому своевольному, но крайне милому на вид мальчишке исполнилось года три, в Красный Замок пожаловал угрюмый человек, на котором годы уже оставили свой след. Этот человек прибыл в замок от Заказчика, чтобы заняться обучением Атти, как называла его кормилица. Так как ему полагалось быть в обществе высокопоставленной светской Особы, то надлежало уметь (много чего уметь, в общем) вести себя соответствующим образом, правильно вести беседу, владеть правилами этикета, правильно и красиво говорить, а чтобы Особа не заскучала, следовало уметь ее развлекать – танцами, музыкой, пением, историями и шутками, декларированием поэзии. Кроме того предполагалось уметь поддержать не только светский разговор, но и обсуждение каких-то более глубоких вопросов – о политике, экономике, обсудить философские и религиозные воззрениях тех или иных народов...  Именно для этого чернобородый человек с пронзительным светлым взглядом и больно бьющейся тростью сюда и прибыл. В общем-то, дальнейшие несколько лет жизни Атти прошли не слишком-то спокойно, но крайне однообразно: его жизнь состояла исключительно из муштры Наставника с его совершенно бессмысленными на взгляд самого Атти науками (пожалуй, истории были самыми занимательными) и занятиями (а чего только стоила ему эта музыка и глупые танцы…) и бесконечных исследований хаотов. О, как же он ненавидел эту Алую комнату… они постоянно таскали его туда, делая какие-то пробы, замеры и порой оставляли его в ней на несколько дней… Эти воспоминания слились в его голове во что-то ало-липкое, мучительное и крайне болезненное.

А вот в семь лет произошло одно из ряда вон выходящее событие – случилось то, что сам Атти не понял и с трудом мог описать, хотя от него требовали подробного рассказа, наверное, раз 30 или 40. А произошло следующее – печать, которую вроде бы временно наложили при рождении алокрылые, по всей видимости, не выдержала, и силы Хаоса, которые она сдерживала, вырвались на свободу. Однако, к этому времени, похоже, что Хаос уже стал частью Аттано и убивать его не собирался, как будто даже напротив – Хаос давал больше жизни, яркости восприятия…и силы. Но вместе с силой, в него вливалась и ярость – сначала тихая, потом она росла и крепла, начинала потихоньку бурлить и закипать, чтобы под конец вспениться и вырваться наружу бешеной волной, сметая любого, вставшего у него на пути. Тогда он впервые почувствовал зов Хаоса – и пошел за ним. Будь Атти чуть постарше, вероятно, Наставник бы не отделался парой сломанных ребер, а несколько служек – легким испугом. Хаоты сильно забеспокоились и снова собрали консилиум, решив заново наложить уже более мощную печать – однако это все равно было временное решение, потому что в любом случае придет время, когда наступит пора становления его истинного облика. Ведь его облик дракона едва ли не наполовину соткан из сущности Хаоса, и ему придется лицом к лицу столкнуться с Хаосом,  После этого инцидента к занятиям Атти прибавились еще занятия с молодым магом и его наставницей, которые учили его управлять, заточенным в нем Хаосом – сначала теоретически, а потом на время снимая печать.
Кроме этого, до 12 лет Атти ничто не отличало от обычных детей темных – обычный черноволосый сорванец с темно-серыми глазами, как и полагается мальчишкам его возраста вечно норовил улизнуть на побережье от своего Наставника и алокрылых.
Когда же ему пошел 12 год, в одно прекрасное летнее полнолуние, пахнущее манящим морским заливом, случилось то, чего хаоты ждали с нетерпением и ужасом одновременно. Атти лежал на спине под окном, давно забросив книгу в угол, и просто смотрел на небо через витражное стекло, предаваясь полету фантазии. Тут внезапно все его тело пронзила вспышка невероятной боли. Да, эксперименты хаотов часто бывали болезненными и порой едва переносимыми, так что с болью он был знаком с самого детства, но такой он еще не испытывал никогда…однако через мгновение боль прекратилась, он даже вскрикнуть не успел. Перекатился на живот в попытке подняться, но новая волна белой боли захлестнула его и так же стремительно откатилась, оставив болезненную пульсацию в животе. Атти взмок, попытался крикнуть, позвать на помощь, а боль в животе все нарастала, тяжелела с каждым ударом сердца. И тут его словно подхватил яростный ало-белый ураган, сметая все на своем пути. Его разрывали на части, выворачивали наизнанку, переламывали и вырывали суставы и кости, снова и снова, он кричал, срывая голос, но не слышал ни звука, кроме голоса. Он звал его – серебряный с хрипотцой. И сопротивляться зову было выше его природы. И тут внезапно все прекратилось. Он лежал на полу, тяжело дыша, сердце готово было разбиться о ребра, в ушах по-прежнему шумело, а перед глазами плавали кровавые пятна в молоке. И тут он снова услышал второй зов – алый, словно сталью по горлу. Теперь его звали двое – серебряный звал по крови, алый заглядывал прямо в душу. Он встал; было немного странно, тело, как ватное, перед глазами синий туман. Но зов… – оба звали, каждый к себе. И это было невыносимо, словно выбрать между матерью и отцом. Но что он мог сделать, он не мог выбрать – жалея, что ему не разорваться надвое, он побежал.
Это было безумие, чистой воды безумие, что он творил, не помня себя, захлебываясь в чувствах. Но в этом оба голоса были согласны. Восторг, ярость, вожделение – переполняли его до краев, и опустошали, порождая безумную жажду, которой все было мало.
Когда он очнулся утром, он мало что помнил, но Замок готов был в подробностях напомнить ему о ночи. Зала в подвалах, где спали рабы, была залита кровью. Кровь была всюду – на полу, на стенах, на потолке, похоже, что он и сам был весь в крови. Тяжелый дух наполнял подземелье… Затем появились они – алокрылые и маги, они наперебой о чем-то спорили, кричали, требовали. Ему было все равно, он свернулся клубком прямо на полу в запекшихся сгустках крови, но они слишком шумели, а он хотел только одного – спать, чтобы его оставили в покое. Но они пришли, растолкали его, он попытался огрызнуться, но его снова настигла боль. Как же он устал… Они чего-то хотели, а он не мог понять, чего. И не хотел. А они все требовали, толкали и снова боль и снова требовали. С величайшим трудом он заставил себя их слушать – они хотели, чтобы он вернулся обратно. Обратно? Наверное, домой, в комнату – он двинулся к лестнице из подземелья – и новая вспышка боли. Обратно. Обратно – что бы это ни значило. Обратно…но куда? Он попытался спросить, новая вспышка боли. Обратно... Потом они снова начали кричать, и часть из них что-то сделала, и появился небольшой дракон неровного алого цвета, смотрящий из картины наподобие окна. Стоило зажмуриться и не смотреть – драконы же очень опасны, если их разозлить. Но было так любопытно… А, нет, он был белого цвета, но весь вымазан в красном, пахнущем кровью. Странная была картина – дракон двигался, моргал, принюхивался, склонял голову и даже издавал звуки. От дракона кроме крови сильно пахло чем-то ало-стальным – как тот второй зов... И тут появилась идея, которая очень плохо целиком умещалась в сознании – стоило подумать об одной ее части, как из вида ускользала другая. Собрав в кулак все свое внимание и волю, он все же поймал ее целиком. Зеркало.
Зеркало? Снова внимательно присмотревшись, он начал осознавать – это был он. Обратно! Он понял! Тело пронзила очередная вспышка боли, он едва не потерял сознание, в глазах потемнело, казалось, что тело засунули в пресс для ягод и несколько раз прокрутили. Когда зрение вернулось, он понял, что лежит на полу, щекой в запекшейся луже крови, совершенно голый, а над ним столпились алокрылые и несколько магов, в том числе наставница и ее ученик. Последнее, что предстало перед его внутренним взором перед тем, как он вырубился – воспоминание – ее лицо… Хоть она и не была ему матерью – ни по крови, ни по отношению, но она всегда была добра к нему, и была ближе всех в этом проклятом замке
Ее окровавленное, искаженное ужасом и печатью смерти лицо. Атти умер вместе с ней. А на столе в Алой комнате часом позже очнулся уже кто-то другой. А в волосах появилась белесая прядь, словно художник небрежно махнул кистью с белой краской.

Сложно сказать, сколько он провел там в тот раз – казалось, что не меньше пяти жизней в дополнение к самой первой, налитых в тягучие песочные часы. Когда он вышел оттуда, крылатая печать в виде дракона на всю спину, словно раскаленное добела клеймо, горела на спине жгучей болью. Но это почему-то давало покой и умиротворение – он заслужил это, и что-то жесткое и беспристрастное, родившееся за время этой вечности в его душе заставило его тяжело вздохнуть и принять то, что произошло.
Хаоты всерьез обеспокоились случившимся. Чтобы их драгоценный экземпляр не лишился на этой почве разума, они с удвоенной силой принялись обучать его контролировать запечатанный в нем Хаос и самого себя. Ему запрещали слушать Хаос, разговаривать с Хаосом, даже смотреть в его сторону, а Хаос звал его, нашептывал, томил душу обещанием чего-то такого…чего-то волшебного, но чудовищного по своей природе, чего-то драгоценного, страшного и столь же восхитительного…запредельного. А лунными ночами серебряный переливчатый голос, манил шумом прибоя, запахом крови и соленых брызг. Три долгих изматывающих года минули, он делал все, как ему говорили, и Хаос в его душе замолчал, не в силах совладать с печатью. Как тогда казалось – навсегда.
Едва только это случилось, как Наставник начал собираться в дорогу на континент, но хаоты уже не хотели отпускать такой крайне удачный экземпляр, потирая руки и планируя, как можно было в дальнейшем развивать данное исследование. Надо сказать, что за все время его жизни в Красном Замке, хуже бесконечной муштры Наставника была только Алая комната, Аттано давно мечтал о том, как его жизнь изменится, гадал, глядя в окно своей комнаты, что ждет его там – за морем.
Пошел период долгой переписки Алых с заказчиком – несколько раз они уже собирались отплывать, но потом их внезапно ссаживали с корабля, и они снова возвращались в Замок, однажды их вернули Алые ангелы, нагнавшие уже ушедший за горизонт корабль. Кристе надеялся, что им все-таки удастся когда-нибудь уплыть отсюда – этой тайной надеждой он и жил в те годы. Там за морем, ему казалось, ждет новая удивительная интересная жизнь. Воображение рисовало картины одну интересней другой. В Замке он не носил ошейника или иного атрибута раба – хаоты считали, что это может замедлить развитие способностей и иметь дурные последствия. А из Замка ему все равно деваться было некуда, но это никак не изменяло его положение раба. И как раба, его не спрашивали, чего он хочет или не хочет, а однообразные дни, наполненные бесконечными и бесполезными науками или же такими же бесконечными исследованиями в Алой комнате, тянулись невыносимо медленно.

699 год от Пришествия подходил к концу. И вот, кажется, разрешение снова было получено, они погрузились на корабль, на Кристе одели ошейник раба для надежности (в замке в этом не было необходимости – деться ему было некуда, а как это могло повлиять на приступы, вызванные Хаосом, неизвестно), Погода стояла переменчивая – в любой момент могла налететь буря, но выбора не было. Хотя стоял ветреный солнечный день, отплывали в напряженном молчании, никто не ликовал, боясь спугнуть удачу, когда же корабль отплыл на приличное расстояние, все как-то расслабились и вздохнули, даже встречный ветер и чернеющее небо на востоке, казалось, не могло омрачить сегодняшний день. Кристе Аттано в тот момент лежал на животе на носу корабля и был счастлив – море, соленые брызги, ветер в парусах и солнце – чего еще надо в этой жизни?
И тут ему стало…странно. Что-то произошло – это он точно знал. Он прислушался к своим ощущениям – они были какие-то ватные, с тех пор, как на него одели ошейник. Он попытался пробиться к ощущению и тут как будто сорвался в пропасть, его как будто засасывало во всепоглощающую воронку. Он тряхнул головой, стараясь отогнать наваждение, но она затягивала его все сильнее. Атт отвесил себе оплеуху, еще одну, руки не слушались, тело стало как не своим, он ничего не видел, глаза застилало чем-то красным. Он не мог себя контролировать: теперь Хаос его не звал – Он приказывал. И сопротивляться Ему было невозможно, да и бесполезно. Аттано встал, в бреду сделал несколько шагов, но тут внезапно все его тело пронзила невероятная боль. Он выпрямился, с тупым намерением бороться до конца, но шею обожгло, будто на него одели раскаленный добела ошейник. Он чувствовал, что еще немного – и победа будет за ним, шея плавилась. Но тут печать на спине просто взорвалась от боли и…он очнулся – кто-то вылил на него ведро блаженно-холодной морской воды. Зрение прояснилось: склонившийся над ним Наставник тряс его, немилосердно бил по щекам, несколько матросов таращась стояли поодаль, шею паскудно саднило. А в мире по-прежнему светило яркое солнце, чайки как ни в чем ни бывало носились в небе, благоденствие и безмятежность. Под хмурым взглядом Наставника он кое-как поднялся, мысли едва ворочались. Но теперь это ясно чувствовалось – чего-то не хватало, какая-то значимая часть его мира рухнула…
Наставник ждал объяснений, но тревожный клич на марсах заставил всех вздрогнуть – в воздухе замелькали стремительно приближающиеся алые крылья. Сердце упало куда-то вниз живота, да так там и осталось. Кто-то что-то кричал, матросы бегали по палубе, но сколько парусов не ставь – при встречном ветре им никогда не оторваться. Алые их догнали…
А потом началось что-то невообразимое – они принялись убивать всех и каждого на своем пути, буквально рубить на куски все, что движется. Кровь лилась по палубам, как вода, воздух наполнился криками смерти и отчаяния. Атт забился между бочками на верхней палубе, но тут раздался оглушительный треск и резко запахло выпивкой – бочки, за которыми он прятался разлетелись в щепы – а алый архангел с мечом на перевес едва не снес ему голову. Аттано попытался извернуться и убежать, но архангел схватил его за шиворот и с силой швырнул на палубу. Подлетел, левой рукой прижал к палубе, отвел правую для удара и рубанул по шее…
Ошейник лопнул, разлетевшись на куски, но буквально за миг до этого их взгляды пересеклись. Архангел словно задумался и замер, не доведя удар до конца – клинок чуть оцарапал кожу. Несколько мгновений, показавшихся Кристе часами, вцепившись в парня пронзительным безумным взглядом, он водил головой слева-направо, словно прислушивался к чему-то или принюхивался. И потом произошло что-то странное, не поддающееся определению. Какая-то связь промелькнула между ними в этот момент. Его снова потянуло в воронку, кто-то снова пытался ему приказывать, и он почти поддался этому – и печать на волне боли снова вынесла его обратно в реальность, не дав утонуть. От ужаса волосы буквально  кровь стыла в жилах. Архангела больше не было, все еще слышались звуки затихающей расправы, что-то горело, все реже слышались стоны и удары стали о сталь… Он ощупал шею – ошейника больше не было – и огляделся: стройные белые паруса теперь болтались на ветру окровавленными тряпками, везде были разбросаны тела, по палубе стекала кровь. Кристе вскочил, его мутило, и он отдал бы все на свете, чтобы сейчас оказаться в любом другом месте как можно дальше отсюда. Он не понимал, как такое вообще возможно – все эти люди только что были живы, а теперь их безжизненные изрубленные тела лежали вокруг… Вода вокруг корабля окрасилась в цвет крови, а в воздухе пахло смертью. Хоть печать и не давала Хаосу захлестнуть Аттано, Его волны плескались вокруг, и он никуда не мог от них деться. Не слишком-то отдавая себе отчет, что он делает, на ходу срывая с себя рубашку, он ринулся в кровавую воду, перекидываясь прямо в воздухе. Он плыл с такой скоростью, с какой только мог – никогда прежде он не заплывал так далеко, но ужас гнал его вперед, словно мощное подводное течение. Но пытаться убежать от Хаоса в его положении – это было примерно то же самое, что пытаться убежать от себя.

Выбившись из сил и едва не утонув в шторме, ему все же удалось как-то добраться до берега, но стоило ему оказаться на суше в маленькой скалистой бухточке, как он, обессилев, провалился в сладкое забытие. Очнулся он тут же на пляже, солнце стояло в зените, и в бухте было душно и жарко, как в печи. Песок засыпал глаза и ноздри, скрипел на зубах, крылья занемели, лапы не гнулись, хвост налился свинцом и не желал шевелиться. Он попробовал перекинуться, но сил хватило только на то, чтобы зажмуриться и…когда он снова открыл глаза, солнце уже почти закатилось. Решив, что это никуда не годится, дракон не без труда поднялся и проковыляв до воды нырнул – пока он спал, отлив оттянул воду на добрый десяток метров, обнажив острые скалы на дне – теперь понятно, почему этой укромной бухтой никто не пользовался.
Прохладное вечернее море невероятно освежало и придавало сил. Какое же это было блаженство! А то он просто спекся, валяясь на пляже. Он поплыл вдоль берега – осмотреться. По дороге поймал несколько крупных рыбин по дороге и почувствовал себя еще лучше. Что ж, кажется, пришла пора исследовать этот кусок суши… Как потом выяснилось, это был остров, а не материк, как сначала подумалось Аттано, а именно – Пиратский Остров. И оказалось чудом, что ему удалось найти уединенную бухточку вдали от глаз – остров кишмя кишел всяким разношерстным народцем всех мастей и рас. Едва ли не каждой бухте стояли пришвартованные к самодельным помостам суда – и маленькие, и большие, и изящные, как лебеди, расправившие крылья, и горбатые, с куцыми парусами... Всюду сновали шлюпки, что-то перевозили, грузили, перетаскивали с корабля на корабль до самой ночи… А после заката тут происходило нечто – таверны и кабаки наполнялись разухабистыми песнями, нецензурными тостами и шуточками, звоном ножей и кружек, в борделях было не протолкнуться от числа желающих, а ближе к полуночи на улицах то и дело доносилась пьяная ругань, сталь звенела о сталь, где в шутку, а где порой и проливалась кровь, хотя, убийства противоречащие Кодексу тут были запрещены. Трудно было поверить, как царивший на острове порядок и дисциплина днем, превращались ночью в хаос и разгул.
Подплыв к самому берегу под покровом темноты, дракон крадучись (насколько это было возможно при его размерах) неподалеку от основной пристани – кто-то еще заканчивал разгрузку, но в основном все уже ушли в город – предаваться спиртному и плотским утехам. 

Дракон принюхался – славно пахло добычей. Кажется, он никогда так долго без крови не обходился…несколько дней? Недель? Хотя нет, кажется, где-то в середине пути ему попался какой-то то ли едва живой, то ли недавно мертвый человек, возможно их было двое, но маленьких, он не разобрал…а толку от них все равно было мало толку, это казалось только раззадорило голод, который никак не удавалось заглушить, сколько бы рыбы ты ни съел.
Хотя…нет, была рыба – какая-то здоровая рыбина, размером с человека, наверное. Странная она была на вкус, но после нее голод как будто бы поулегся, поутих... Да, она была весьма приятна на вкус. Вот только волос много – слишком много волос. Где бы еще такую достать…
Но слишком знакомое внутреннее ощущение в этот момент его решительно одернуло – нет! Есть людей нельзя! Его звериное сознание, словно на невидимую стенку натыкалось на это слово – Нельзя!
Он много учился, чтобы несмотря ни на что не повторилось то, что произошло в его первую ночь. Благо, маги ему тогда сильно помогли, хотя, и сами, вероятно, об этом не догадывались – обучая его контролировать свой внутренний Хаос, они научили его немножко большему – контролировать всего себя. Так что пока веселым жителям этого милого городка не грозила немедленная кровавая расправа. Однако, он прекрасно понимал – что еще пара дней, да что там – еще одна эта ночь и он уже не сможет себя сдерживать.

А посему следовало как можно скорее решить вопрос с одеждой, не привлекая внимания… Аттано, конечно, кое-как справился с этим. Рубаху он нашел, свисающей с пристани – видимо, кто-то из матросов ее здесь позабыл. А вот с нижней половиной обмундирования дело обстояло порядком хуже. Тем более, что с каждой минутой, он едва удерживал над собой контроль, в сознании бились только три то вспыхивающие то меркнущие сознательные мысли – штаны, рубаха, сапоги. Он потерял осторожность, и, кажется, его все-таки заметили – большого белого неуклюжего после бесконечной скачки по волнам дракона, ломящегося через кусты, было, в общем-то, сложно не заметить. Однако ему удалось скрыться раньше, чем хозяин штанов, крайне увлеченный весьма интимного характера делом, успел принять хоть какие-то меры. Состояние жертвы такого гнусного воровства трудно было описать, когда через несколько минут дракон вернулся за его сапогами, аккуратно подобрал оба и вежливо удалился через все те же кусты. Можно сказать только, что бедолага с тех пор навсегда бросил пить и предпочитает пользоваться услугами борделей.
А дракон, укрывшись в одном из гротов на пляже, неподалеку от Главной пристани собрал вместе свои трофеи и удовлетворенно оглядел – выцветшая голубая рубашка, порванная в двух местах, грязные коричневые штаны и протертые почти до дыр на подошвах сапоги. С точки зрения дракона, это все было совершенно неважно – главное, что все необходимые элементы были собраны. Все так, как он сам некогда себе вдалбливал, когда только еще учился оборотничьим премудростям. Штаны – самый главный элемент. Сапоги – важный элемент, несомненно. Рубашка – в общем-то, столь же важный. Без важных еще можно было обойтись, но без главных штанов – никуда. Дракон гордо тряхнул головой – он собрал все три в этот раз. Теперь можно было и перевоплощаться. Он сделал это настолько аккуратно, как мог, но боль все же была невыносимая – он не пил крови уже несколько дней кряду… В облике человека, почему-то все казалось каким-то странным, голова болела, все кости ломило, почему-то было тошно и очень противно на душе, и еще этот омерзительный рыбный привкус во рту. Он встал, руки мешались, их совершенно некуда было деть, на двух ногах да еще без балансировки хвостом было как-то совсем неуютно стоять. Атт огляделся – под ногами валялось какое-то тряпье, он нагнулся, чтобы получше рассмотреть, и едва не упал. Из лужи в гроте на него смотрел тощий захиревшего вида пегий парень. Пегий, потому что волосы клоками вылиняли в белый. Его впалые щеки, особенно плохо контрастировали с серыми тенями вокруг глаз, которые даже в мрачном гроте выглядели как-то потусторонне, отражая свет неполной луны на море каким-то жутким синим цветом. С отвращением взяв в руки одежду, он оделся, явно недовольный собой. Кроме того, рубашка оказалась заношена до дыр и могла сойти за парус для маленькой лодки, да еще ко всему была промокшей, штаны воняли чем-то непередаваемым, и путались под ногами, а сапоги…о сапогах лучше не стоит.
Впрочем, как оказалось, в подобной одежде было легко слиться с населением острова, не нарушая гармонии местного колорита. Белые клочья волос он постарался кое-как замазать углем от факелов. Так что никто даже не обратил внимания на тощего глазеющего по сторонам паренька в рванье – мало ли тут таких водилось. Атт шел, пытаясь отвлечься от мыслей о голоде, и отчитывал себя за неразборчивость, заодно прикидывая, что ему следует делать дальше. Как вдруг он нос к носу столкнулся с чем-то восхитительным, прекрасным, волшебным… Оно было явно не отсюда – это небесной красоты существо, золотые волосы, заплетены в две косы, а глаза, как бескрайний океан, поглощали его...что-то болезненное с хлопком привело его в чувство. Почему-то горела левая щека, а девушка возмущенно морща курносый носик отряхивала коротенькую до неприличия юбочку, безнадежно испачканную в луже. Да, он ее не заметил за размышлениями, когда она стремительно выскочила из красной двери, и с размаху в нее впилился. Соединив события в верной последовательности, Аттано рассыпался в извинениях, как его учили, должно извиняться перед несправедливо обиженными женщинами. Девушка слушала его, с сомнением приподняв бровь, и, по всей видимости, полагала этого парня не совсем адекватным или под чем-то…но, кажется, его речь ей пришлась по вкусу. Они разговорились, он был очарован ею до глубины души, она манила его, он даже забыл о своем голоде, пережитых несчастьях...казалось, ничего на свете не хотел он так, как хотел ее. Он спросила, как его зовут, и двинулась по проулку. «Като», - почему-то ответил он ей и, как привязанный, пошел следом. Она много болтала по дороге, хихикала, кокетничала, он не слушал ее. Он пожирал ее глазами, как же это было невыносимо – быть отдельно от нее. Он пытался взять ее за руку, она ускользала, он пытался вдохнуть ее запах, она утекала, как вода сквозь пальцы. Она дразнила его, то подпуская, то отталкивая. Когда они свернули в очередной проулок, он больше не мог сдерживаться. Им овладела жажда. Он хотел ее. Резко схватив девушку за плечо, он прижал ее спиной к стене, тяжело дыша, все же до последнего пытаясь бороться с собой. От неожиданности она вскрикнула, но удар о грязную стенку переулка перебил ей дыхание. Она инстинктивно рванулась, но он был сильнее, значительно сильнее. Она почему-то не стала кричать – посмотрела ему в лицо, и он утонул в ее лазурных, как морская даль, глазах. И в этот момент он понял – Хаос увидел его. Его захлестнула алой волной. Последний оплот разума был разрушен. Краем сознания он понимал, что она сама виновата, что она что-то сделала с ним…но он не мог принять это. Он вдохнул напоследок ее запах, и неистово впился зубами в шею, перекусывая мышцы и тонкие связки…она всхлипнула, дернулась, еще раз, потом слабее, тело свело судорогой и затем она обмякла.
Какое же это было упоение! Печать на спине прижгло каленым железом, он отпрянул, но его темная природа не могла уступать – не в этот раз. Почти полная луна, с любопытством заглянула в проулок, и Хаосу пришлось отступить. Спина больше не горела, и можно было испить чашу упоения до дна. Когда же чаша иссякла, Кристе понял, что натворил, но было уже слишком поздно. Он отпрянул к противоположной стене, в ужасе глядя на ее окровавленную шею и остекленевшие голубые глаза. Теперь она почему-то показалась ему не такой уж и прекрасной, он вообще не понимал, почему она его так увлекла. Почему все его тренировки пошли прахом перед ее чарами… Он попытался подняться, хотя, не очень-то понимал, что следует делать. Мозг лихорадочно соображал. Чарами. Значит она суккуб – в памяти всплыли абзацы учебника о расах. «..Питаются эмоциями и энергией разумных существ, в основном, людей, являются отличными эмпатами… Могут зачаровывать существ противоположного пола, заставляя влюбляться в них и выполнять их прихоти...»
Голос за спиной заставил его подпрыгнуть. Оказалось, что в темноте проулка уже некоторое время кто-то наблюдал за происходящим, но вмешиваться не считал нужным. «Като? Да?» - спросил обладатель голоса, затягиваясь трубкой. Сладковатый запах заполнил переулок. «Дда, т-тоесть нет. Атттано», - кажется, утроив количество букв «т» в собственном имени пролепетал парень, и, судорожно вздохнув, ни с того ни с сего добавил, - «Можно просто Кристе». Незнакомец усмехнулся, - «Как скажешь, Аттано-Просто-Кристе», - и, сладко затянувшись, продолжил, - «Глупая девчонка. Соблазнять голодного оборотня в канун полнолуния. Кажется, она до самого конца не поняла, кто ты. Еще слишком молода была. А вообще нехорошо получилось. Темным не следует питаться темными».
Как выяснилось позже, незнакомец оказался капитанов одного из кораблей, пришвартованных в порту. Кроме того, он оказался вампиром. Как выяснилось позже, герой-любовник, оставшийся без штанов и обуви, оказался не единственным, кто видел в ту ночь белого дракона. Вампир, однако, голосить об этом направо и налево не собирался – напротив, он тайно проследил за драконом, а потом и за парнем, в которого тот превратился до этого злополучного переулка. Вампир был по-дружески заботлив, дал платок, утереться от крови, завел его в таверну, купил ему выпивку, какой-то еды. Но больше всего Аттано-Кристе подкупило то, что вампир был с ним честен – он рассказал про слежку и про то, как его впечатлил истинный облик. И поэтому он хотел бы видеть в Кристе в своей команде, хотя и не имеет обыкновения брать совсем зеленых неумех – мол, пусть с ними кто пониже рангом возится. И предупредил, что выгонит с треском, если Атт не оправдает его ожиданий. Вампир протянул ладонь – для подтверждения заключенной сделки. Разумеется, он с радостью согласился, что он еще мог сказать – оказался в незнакомом городе на краю света, уже успел вляпаться в историю, убил девушку, пусть она и была сама в этом отчасти виновна – поди только теперь докажи.
Позже Кристе долго рассуждал об этом и о том, что случилось на корабле, он никак не мог понять, что произошло. Что произошло с Хаосом и с ним самим. Прежде Хаос был подобен ветру, океану, он подчинялся только собственным внутренним законам. Хаос обладал, как бы парадоксально это ни звучало, своей внутренней гармонией, пусть даже и совершенно непонятной. Кристе Аттано много времени и сил потратил на то, чтобы быть в гармонии с ним – да, маги учили не слушать Хаос, но он не мог, это было примерно то же самое, что зрячему пытаться ослепнуть. Или заставить человека вдруг разучиться осязать. У него не было выбора, пришлось учиться договариваться с Ним, увиливать, прятаться, ходить кругами, запутывая следы, а при встрече снова договариваться и прятаться – то получалось, то нет, в случае осложнений спасала печать или выручали алые. Да, подчас Хаос лихорадило – еще как. Но и ведь в природе бывают бури... Но то, что произошло тогда и продолжало происходить…теперь, словно что-то направляло Хаос – это было примерно так же, как если вдруг все реки, океан, горы и даже ветер внезапно стали бы подчиняться какой-то неведомой, но безграничной силе, которая бы в мгновение ока разверзла землю, выплеснув потоки лавы, вспенила океан и испарила бы реки, а ветра бы рвали на части всех, кто попадался им на пути. Никто вокруг, казалось, этого не замечал, и некому было обратиться за помощью, никто не мог объяснить, помочь…только печать отделяла Кристе от этого безумия. А Хаос хоть и не мог захлестнуть его, но его багровые волны плескались вокруг, вплотную подступая к его сознанию, как круговая осада. Вот теперь-то он понял, о чем говорили маги – вот что они понимали под борьбой с Хаосом.